Мало для кого секрет, что я — личность консервативная в своих вкусах, особенно в музыкальных. Я упрямо считаю, что 60–70 годы двадцатого века были лучшими для музыки за последние лет этак сто пятьдесят. И все потому, что Моррисон, Леннон, Андерсон, Баррет, Гилмор, Коллинз, Плант, Фрипп, Хендрикс и тысячи их — все они в первую очередь любили музыку и экспериментировали с музыкой, и только во вторую — любили и экспериментировали с наркотиками, бухлом, доступностью девочек или гомосексуализмом. Потому и музыка у них была просто божественной (про стихи я тут пока помолчу).
Современные же музыканты путают причину и следствие, как это часто свойственно молодежи. Они думают, что если начать экспериментировать с наркотиками, бухлом, доступностью девочек или гомосексуализмом, то от этого вдруг у них возьмется такая же гениальная музыка. А ее нет. Конечно, есть шанс, что они употребляют не те наркотики, пьют не то бухло, вставляют не тем доступным девочкам и дают не тем в зад, но он какой‑то призрачный.
Разгадка, как мне кажется, все же в другом. Вы знаете, в чем.